Когда этот день Иоанна Кронштадского наступает, я удивляюсь ему, как вообще человек мог такое понести? Я вспоминаю житие преподобного Иллариона Великого, почитайте. Он, бедный, носился по всему миру. Он был пустынник, анахорет (уединенник). Ну, вот жалко было человека какого-то больного, он его исцелял. И что из этого исцеления получалось? Вот к нему народ идёт, величает, превозносит. И он ноги в руки куда-нибудь из Палестины в Африку. Та же история. Он — в Италию, опять та же история. Он опять в …, бедный носился по всему миру. Потому что это невозможно понести, когда люди величают всё время: «Ты такой необыкновенный». А святые на самом деле… Знаете у Иосифа Исихаста есть такая мысль, он говорит: «Я бы написал три книги. Одну то, что Бог есть всё. Вторую, что я есть ничто. И третью — о терпении. То есть в Евангелии помните: «Шуица твоя не знает, что творит десница» (Мф.6:3). Человек святой, он даже сам не должен знать, что он делает, что он там что-то творит, что он как-то за кого-то молится, кого-то спасает.
Это у Паисия Святогорца была такая история, на него какая-то блудная брань напала. И он пошёл к старцу Тихону (русский старец, который его окормлял). И старец говорит: «Ты что-то где-то превозносишься. Такого не может быть само по себе». И Паисий Святогорец говорит: «Я стал копаться что же такое? И нашёл! Я думал, что я вот людей принимаю, с ними беседую и что-то такое великое делаю. Такая чушь вообще!» То есть надо представлять себе, как святые себя чувствуют: «я — никто и звать меня никак», то есть «я есть ничто, а Бог есть всё». Вообще как это возможно, как они всё видели, всё знали? Так это только в Боге возможно. Но пребывание в Боге возможно, когда ты — ничто. А как это «ничто»? А потому что Христос для тебя всё.
Иоанн Кронштадский, когда его спрашивали: «Откуда у тебя такие чудотворения?» Он говорил: «Ради Церкви». Что значит «Ради Церкви»? А вот он жил во Христе. А Церковь — это и есть тело Христово, это есть Сам Христос. Помните, как у нас перед Великим постом: «Когда сделали кому-то одному из малых сих, Мне сделали» (Мф.25:40). Это надо понимать по сути это откуда ведётся? В крещении мы в Кого крестимся? Чью мы природу в крещении получаем? Мы же от Адама и Евы рождаемся (от родителей — от отца и матери) мёртвыми. «Плоть и кровь Царствия Божия не наследуют» (1Кор.15:50). То есть ты в крещении воспринимаешь эту новую природу, Христову. Вот она в тебе живёт, вытесняя эту ветхую — от Адама и Евы.
Да, ещё удивительно, как Господь сотворил человека. Что это за творение такое — человек, что Бог в нём может пребывать! Это вообще уму непостижимо. Это вообще всемогущество Божие — сотворить такое существо, которое равен Тебе. «Аз рех бози есте» (Пс.81:6). Но человек «скотом несмысленным уподобися» (Пс.48:13).
Меня всё время удивляет, как Иоанн Кронштадский такое мог понести. Там столько было чудотворений, да их вообще не сосчитать! Не то, что кто-то к нему обращался, подходил, да, просто телеграмму присылали, и он за кого-то помолился по телеграмме и человек исцелился. Исцелял иудеев и мусульман, кого он только не исцелял! Т.е. имеется в виду, когда в человеке есть Божеское произволение… У Нектария Оптинского есть такая мысль: «Какой-то индус, который старается волю Всевышнего сотворить, он и то быстрее спасётся, чем человек православный, который грешит. То есть я, Боже упаси, какую-то нивелировку сделать, что вот православие — это всё-всё. «Если праведник едва спасается, грешник, где явится?» (1Пет.4:18) Если ты не имеешь православную веру… Смотрите, вот католики самые близкие к нам христиане, да? Ну, вот они что-то человеческое надумали — всё! Вот у нас, у православных, возникает вопрос: «Как молиться?» Человек начинает воцерковляться: «Как молиться с чувством, театрально или спокойно, тихо, мирно?» А у католиков этих вообще не возникает проблем. У них эта проблема душевного-духовного вообще отсутствует. Ну, и всё время душевное-душевное, человеческое-человеческое, почему? А вот всё — нет благодати! А вроде бы, да, основные догматы всё те же, а всё оскудение, ничего не получается, не рождает Церковь святых, вот в чём проблема.
Это удивительно, как это Иоанн Кронштадский такое мог нести! Это Илларион бедный бегал по всему миру от людей, а вот он как-то так вот. У старцев Оптинских есть такая мысль, что «актёром, артистом можно быть, но для этого надо иметь особенное целомудрие». То есть не всякий человек может быть актёром, для кого-то это может быть вообще губительным, для большинства чаще всего. Но есть люди, они целомудренны, им эта профессия не вредит. Так вот эти чудотворения, вот Иоанн Кронштадский имел такое целомудрие, что его фанфары все эти… А вы знаете, там была история, у него же даже была какая-то секта, которая ему жизни не давала. Они считали, что он какой-то воплощённый бог. Они старались его укусить, его кровью напиться. Чудики были. Даже такое бывало. Понимаете, что там творилось.
А эти его исповеди, там целый Собор Кронштадский — это такая громадина (восстановлен сейчас Собор). Там все плакали и рыдали в один голос. Как во всём этом можно было сохраниться, не погубить души — это уму непостижимо. Ну, вот это по поводу Иоанна Кронштадского, что это что-то совершенно необыкновенное.
А суть-то вот в этом — что человек вообще от всего своего от… Путь один, как сохраниться в этом? А вот что меня нет, один Христос и всё. А что значит Христос? А вот то, что всё — Христово. А Христово — это тело Христово — Церковь. А вот он говорит: «Это ради Церкви», ради того, чтобы он во Христе, в Церкви, в людях этих. Своего ничего. Вот всё, всё — им. Как мамка та самая, она самое вкусное, самое лучшее — сынуле-сынуле, себе ничего. Вот и он такой был, Иоанн Кронштадский. Ну, ладно. Спаси Господь!